Давным-давно в одной стране жили люди. И были они несчастны. Потому что все, за что они только ни брались, получалось у них через заднее место.

Спутники у них не запускались, а если и запускались, то падали. Машины получались безобразными и не ездили. Депутаты, которых они избирали в парламент, оказывались болванами и подлецами. По дорогам, которые они строили, они же сами и не могли проехать, — а если даже могли, то собирались в огромные пробки, где стояли, сигналили и материли правительство. И законы у них были сплошь идиотские. И патриарх был у них какой-то мутный. И даже омбудсмен оказался обмудком. И пиво — невкусное. И диссертации — списанные. И телевидение — подлое. И даже самые продвинутые и креативные люди от безысходности у них душили друг друга, разделывали в ванной, запихивали в багажник и потом шумно искали на весь интернет.

И вот днем эти люди строили плохие дороги и варили невкусное пиво, а по вечерам собирались в социальных сетях и костерили все подряд — и дороги, и пробки, и омбудсмена, и друг дружку. И думали — почему же у них все через заднее место, а кругом — дурак на дураке. И никакого просвета впереди. И никакой надежды. Лишь одна радость была у них, если разобраться, — это королева перевернутого планкинга, то есть самая красивая во всей…

В общем, все у них было плохо.

Нельзя сказать, что они ничего не делали. Делали. И номер выпускали с историями двадцати семи геев. И на амвоне в балаклавах плясали. И собирали в интернете сто тысяч одних только лайков под обращениями. И на митинги ходили. И даже повязывали на себя белые ленточки. И даже пели в автозаках пронзительные душевные песни.

Но ничего не помогало.

Поэтому каждый вечер они снова заходили в интернет, ныли там, плевались и недоумевали, почему во всех других странах люди и хумус вкусный готовят, и ботинки крепкие делают, и процессоры современные выпускают, а у них, за что они ни возьмутся, все равно в итоге получается один только гулаг, и даже омбудсмен — обмудок обмудком.

И вот в какой-то момент какой-то парень и говорит им: «Все так и будет через заднее место, пока с печеньем не разберетесь».

Тут все и примолкли, перестав обсуждать даже Диму Яковлева.

«А при чем тут печенье?» — спрашивают.

«А при том, — говорит парень. — Вот вы как печенье делаете?»

Ну, они ему и рассказали. Во всех подробностях.

Чтобы сделать печенье, нужен труд многих людей.

Крестьянин выращивает пшеницу и отвозит ее на мельницу.

Мельник мелет из пшеницы муку.

Птичница насыпает зернышек курочкам, чтобы получились яйца.

Доярка кормит коровку сеном и дергает за вымя, чтобы коровка дала молоко.

Нефтяник добывает нефть, заливает ее в трубу и отправляет за границу, чтобы из-за границы получить сладкий сахар, без которого печенье не получится. Ну и немножко нефти отправляет на нефтеперерабатывающий комбинат, чтобы там из нее сделали бензин и отправили на автозаправочную станцию.

На автозаправочной станции бензин заливают в бак автомобиля, на котором ездит водитель.

Водитель заправленной бензином машины привозит муку, молоко, яйца и сахар на кондитерскую фабрику, где отдает все это кондитерам.

Кондитеры берут яйца, молоко, муку, сахар, закладывают в большую железную машину и зовут главного технолога, чтобы тот нажал кнопку.

А главный технолог зовет главного инженера и спрашивает, пришли ли из Китая пресс-формы для печенья.

А главный инженер и отвечает: мол, пришли, но какие-то странные. Безобразные какие-то. Че-то китайцы там перепутали. Пару букв буквально.

А главный технолог и спрашивает — как же тогда быть?

А главный инженер ему и отвечает: да ладно — ставь какие есть и делай себе печенье. Черт с ними, с двумя буквами-то. И так сойдет.

А главный технолог ставит и делает.

Ревет большая стальная машина. Бурлят котлы. Мигают разноцветные лампочки. Играет национальный гимн. С конвейера сходит печенье, пакуется в коробки, загружается в фургоны и отправляется в магазин.

А потом в магазин приходят крестьянин, мельник, доярка, нефтяник, химик, заправщик и водитель. Покупают печенье и несут его домой, чтобы попить с ним чаю. Вытаскивают печенье из сумки. Смотрят на него. Выключают не успевший закипеть чайник. Вздыхают. Вытаскивают из морозилки бутылку водки. Наливают полный стакан. Выпивают. И выходят в интернет, чтобы рассказать всем, в каком безобразии они все живут, что вокруг одни криворукие болваны, что ничего и никогда хорошего не будет в этой стране, что президент у них — кошмарный, и министры у них — кошмарные, и заместители министров — кошмарные, и лишь Дима Яковлев был не кошмарный, но не уберегли его, и жизнь — кошмар, и надежды нет, и даже омбудсмен — обмудок, и руки опускаются, и никакого просвета, и как можно не пить, когда даже печенье — безобразное.

И матерят власти.

И наливают по второй.

Вот как-то так и делаем печенье. Такой вот у нас особенный, стало быть, путь.

«Ну вот с печенья и начните, — говорит парень, — поймайте, для начала, этого главного инженера и отлупите его за такие пресс-формы. А пока не отлупите, то и печенье у вас останется вот такое, и все остальное будет с ним гармонировать».

«Да иди ты к черту, — отвечают ему люди. — Мы тут делом заняты, а ты к нам с ерундой лезешь. У нас тут очередной ребенок непонятно от чего помер, и мы переживаем. У нас тут полицейское государство. У нас омбудсмен — обмудок. А ты тут со своим печеньем. Не стыдно, а?»